В последнее время встал вопрос, что вашего коллегу, директора НАБУ Артема Сытника, могут уволить из-за того, что по решению суда он внесен в реестр коррупционеров. По вашему мнению, может ли это быть основанием для увольнения и может быть вероятное увольнение Сытника на этих основаниях, так сказать, "юридически чистым"?

Трудно комментировать тучи, которые сгущаются над НАБУ, да и в принципе над САП также...

Что касается внесения его в реестр коррупционеров, то этот вопрос надо рассматривать в двух плоскостях, а именно законности и справедливости.

Есть решение суда, вступившее в законную силу, и оно должно быть и было выполнено НАПК.

А вот вопрос справедливости остается на усмотрении каждого...

У меня часто на практике возникают вопросы справедливости наших законов и ряда судебных решений, но давать им оценку в силу занимаемой должности пока не могу.

То есть вы считаете, что это была политическая месть?

Я не могу утверждать, что это была именно политическая месть, это уже лучше в этом, наверное, Артем разбирается, и хочу руководствоваться только юридическими критериями.

Собственно, все время пытаюсь избегать любой политизации как САП, так и НАБУ, хотя и понимаю, что это трудно в наших реалиях, но достаточно реалистично.

Вопрос стоит в плоскости законности и справедливости. Я всегда утверждаю, что есть закон и надо его выполнять, нравится он нам или нет. Так же и решения судов. Они нам часто не нравятся в делах НАБУ/САП, например, те же самые размеры залогов для топ-коррупционеров, но мы их выполняем.

Если уже прокуроры или детективы не будут выполнять решения судов, то о каком верховенстве права в стране может идти речь?

Поэтому является ли наличие директора НАБУ в реестре коррупционеров основанием для его увольнения?

В профильном законе о НАБУ определен исчерпывающий перечень оснований для увольнения директора НАБУ.

В то же время, если бы такой админпротокол был составлен на любого прокурора, в том числе антикоррупционного или генерального, то это является основанием для увольнения. Так пишет закон.

Господин Сытник считает эту ситуацию несправедливой и прямо намекает на Арсена Авакова, который якобы ему мстит за "дело рюкзаков". Но это дело как раз закрыл ваш подчиненный – прокурор САП. То есть фактически Сытник косвенно обвиняет вас в своих политических преследованиях?

Нет, не обвиняет. И "дело рюкзаков" одно время очень сильно "шумело", но мы опять таки говорим о законности принятых решений.

Это дело было закрыто лишь потому, что прокурору не было с чем идти в суд. Сейчас уже я могу об этом сказать – мы тогда согласовали подозрения в том числе и из-за заверения детективов НАБУ, что они все до суда соберут, если только мы подпишем подозрения фигурантам.

Мы это сделали, но, к сожалению, после семи месяцев следствия оказалось, что то видео, которое было в Youtube, нельзя положить в основу доказательной базы и это недопустимое доказательство. Оказалось, что оригинал видео был уничтожен еще за полгода до объявления подозрения в совершенно другом деле решением Бориспольского суда.

Прокуроры САП, когда согласовывали подозрение, об этом не знали.

Прокуроры понимают, что доказывать вину лица в суде – это не просто лайкать посты в Фейсбуке. Прокуроры не могут сказать судье: "я вам скину ссылку, а вы посмотрите видео в Интернете и вынесите приговор". Это так не работает.

Когда мы подписали подозрения, то дали детективам время собрать доказательства. Потому напомню, что когда мы впервые увидели эти подозрения, то там был указана единственная связь между Аваковым-младшим и предпринимателем, который шил эти рюкзаки, – это то, что они были друзьями в Фейсбуке.

Это реально было написано в материалах дела?

Да, это было в первом проекте подозрения. Было указано, что "ОПГ строилось на дружбе в Фейсбуке". Я после этого заглянул в список своих 5000 друзей на Фейсбуке и увидел, что меня уже можно расстрелять с такими друзьями (смеется, – ред.)

То есть вы категорически отрицаете какое-либо влияние Авакова на закрытие "дела рюкзаков"?

Я это категорически опровергаю.

Аргументация была проста – заканчивались девять месяцев следствия и процессуальный прокурор сказал, что с такой доказательной базой по этому делу в суд не пойдет.

Я, вспоминая события 2017-го года, когда меня в медиа обвиняли в давлении на прокуроров, сказал прокурору, что давить на него не буду и соглашусь с тем решением, которое он примет. Кстати, решение о закрытии дела потом прошло все судебные инстанции и было признано законным.

А какого-то неофициального общения у вас с Арсеном Борисовичем по этому поводу не было?

Не было абсолютно! Это я вам откровенно говорю.

У вас 30 ноября этого года заканчивается срок полномочий на посту руководителя САП. Вы уже решили, чем будете дальше заниматься? Может, будете пытаться остаться на посту?

Искренне считаю, что на этом жизнь не заканчивается. Все имеет свое начало и все имеет свой конец. Просто многие чиновники в нашем государстве считают, что должность это смысл бытия.

Интересно и забавно было наблюдать за теперь уже бывшими министрами и депутатами, которые делают "хорошую мину при плохой игре". Как многие из них пытаются любыми способами вернуться "в обойму", выныривая как не в наблюдательных советах, то заместителях руководителей почему-то именно государственных предприятий или министерств. Или ищут "свободные" округа такой ненавистной им депутатской мажоритарки, часто не имея никакого отношения к тому округу и проблемам людей, которые там живут.

Ходить и "продавать" себя, чтобы меня взяли куда-то на работу, я не планирую. Пока что работаем. Будет окончание срока полномочий – буду решать. У меня, кстати, заканчиваются полномочия только на админдолжности, а не полномочия прокурора, поэтому время покажет.

Сейчас только февраль и, учитывая как в нашей стране развиваются быстро события, никто не может сказать, что будет в ноябре. Вспомните Украину образца февраля и ноября 2019 года.

Могу заверить, что я за свое кресло не держусь и искать какие-то юридические "лазейки", чтобы остаться на посту, точно не буду. Хотя они есть, скажу вам по секрету. Но я этого делать не буду.

А вам лично не надоело быть прокурором?

Прокурором – нет. Это пока что единственная запись в моей трудовой книжке. Я учился на прокурора и сознательно шел на это. Я точно знал, что не хочу быть ни судьей, ни адвокатом, ни каким-либо другим юристом. Мне хотелось быть именно прокурором. Тогда, в 2006 году, у прокуратуры было больше полномочий, а следовательно и возможностей быть эффективным правоохранительным органом, поэтому это был сознательный выбор.

Мне один политик когда-то сказал фразу, что "у него нет задней передачи". То есть он никогда не пойдет на должность ниже, чем занимал до этого. У вас такое есть?

У меня нет желания держаться за любую должность. У меня, честно говоря, иногда возникало желание пойти обычным районным прокурором и опять заниматься тем, чем занимался первые семь лет своей карьеры: расследование убийств, грабежей, разбоев. Там можно быстрее показать результат – посадить убийц или наркодилеров.

Там быстрее можно показать, что правоохранительная система есть и она работает. В борьбе с топ-коррупцией, к сожалению, быстрых результатов достичь трудно, особенно с действующим УПК и значительно ограниченными функциями прокуратуры, по сравнению с теми, что были.

Вы говорили о юридических "лазейках", которые позволяют вам остаться на посту после 30 ноября. Вы можете сейчас их раскрыть?

Не буду о них говорить. Пусть другие догадываются (смеется, – ред.). Но говорю откровенно, что я не буду ими пользоваться.

Вот смотрите, у нас объявлено об усиленой борьбе с коррупцией, кажется, с 2014 года. Но что-то пока никак это не получается – приговоров нет, посадок нет. Так может этой топ-коррупции у нас особо и не было? По крайней мере такой, которую можно доказать в суде.

Не согласен. Потому что топ-коррупция есть. Вопрос в том, что с ней сложно бороться в существующих законодательных условиях. Мы давно говорили и про автономную прослушку, и об отмене альтернативы залога для подозреваемых.

Я неоднократно критиковал Уголовный процессуальный кодекс 2012-го года, ибо он, к счастью для адвокатов и к сожалению для прокуроров, дает больше возможностей и преимуществ стороне защиты, чем обвинения.

А вам не кажется, что наше действующее антикоррупционное законодательство, это один из факторов, что сейчас сложно набрать людей на госслужбу? Потому что им придется работать с, в определенном смысле, "безумным" антикоррупционным законодательством, когда чиновник может быть привлечен к ответственности за малейшую мелочь руками своих политических конкурентов.

Как это и было, например, в деле Сытника.

Да, к слову.

Это также легко использовать в делах о недекларировании. Я противник того, когда следствие фактически залезает в "грязное белье" фигурантов дел: кто какие памперсы кому покупал, какие цветы дарил...

Я пытаюсь как-то все эти моменты "обрубить" и не позволяю детективам и прокурорам переходить границы, где уже начинается интимная сфера фигурантов дел. Хотя я, например, даже все чеки с заправок храню, чтобы никто не мог докопаться.

Это нормально?

Я считаю, что не совсем, но таковы реалии жизни.

Как вы оцениваете первые полгода работы Высшего антикорсуда? Нужно было его создание, или нет?

Он нужен был. Практика показывает, что первые его шаги были правильные. Возможно, не такие быстрые, как хотелось бы, но я вижу прогресс в наших делах, которые "гнили" больше трех лет в различных судах Украины.

Например, дело экс-главы ГФС, где мы два года занимались "техникой чтения" на заседаниях. Плюс нашим прокурорам теперь не надо тратить кучу времени и ездить по судам в регионы, все дела сосредоточены в Киеве.

Я могу сказать, что до конца этого года объективно ожидаю около 100 приговоров от Высшего антикорсуда и считаю, что эта цифра является вполне достижимой.

Давайте тогда перейдем к конкретным уголовным производствам. Мы помним, что в прошлом году вам президент Зеленский публично поставил задачу за три месяца привлечь к ответственности топ-коррупционеров...

Было очень много инсинуаций по этому поводу. Зеленский не ставил и не может ставить нам никаких задач.

А что это было? Пожелания?

Это была рабочая встреча по активизации антикоррупционных действий. Дедлайнов никаких не было, это я вам точно говорю. Был разговор, но мне и без разговора с президентом понятно, что нужен результат. Я его каждый день требую от детективов, я его требую от своих прокуроров, но я не могу прыгнуть выше головы.

Вот вы рассказываете о своем разговоре с Зеленским, а мне это сразу напомнило разговор Зеленского и Трампа. Когда непонятно, было ли давление или не было давления...

Давления не было, импичмента не будет (смеется, – ред.).

Следовательно, давления не было. Но после разговора с Зеленским НАБУ и САП задержали и Олега Гладковского, и Ярослава Дубневича (бывшего заместителя секретаря СНБО Гладковского подозревают в злоупотреблении властью при осуществлении закупок по государственному оборонному заказу, а нардепа Дубневича – в легализации вместе с его братом 2 млрд грн и недостоверном декларировании доходов, – ред.).

Задержать мы их задержали, но дела до сих пор не в суде. Подозрения Гладковскому и другим были объявлены тогда, когда детективы НАБУ принесли прокурорам САП достаточно доказательств для их объявления.

Подчеркиваю, подозрение еще не означает, что человек уже виноват. Это только первая стадия уголовного процесса в отношении конкретного лица.

Моя практика показывала, что даже после подозрений дела могут быть закрыты, если следствие не сможет собрать достаточное количество доказательств для суда. Есть ситуации, когда мы понимаем, что человек может быть причастен к совершению преступления, но имеющаяся доказательная база не позволяет в суде доказать его вину.

Если прокурор будет направлять в суд заведомо проигрышные дела, то это уже прямая ответственность прокурора. При чем ответственность не только моральная и этическая, а дисциплинарная и даже уголовная за незаконное привлечение лица к уголовной ответственности. Поэтому прокуратура – это не только прокуроры - процессуальные руководители, которые только "сажают", а еще и фильтр, какие дела могут быть в суд направлены, а какие не могут.

Это бремя по УПК ложится именно на прокуратуру. Можно рассказывать и слушать, что прокуратура тормозит или сливает то или иное дело, но по каждому делу, которое нами закрывается, мы готовы объяснять и мы это делали.

Надо трезво понимать, что доказывать вину в суде – это не доказывать ее в Фейсбуке.

На самом деле суть вопроса в другом. Сменился президент и по соратниках бывшего президента быстро "побежали"...

Не думаю.

Ну как, Дубневич – это БПП на Львовщине, Гладковский – очевидная история, один из ближайших партнеров бывшего президента. Однако, когда был президентом Петр Порошенко, то почему-то "не бежали", доказательной базы не было.

Значит появилась. Мы оцениваем доказательства по их наличию или отсутствию, а не по принципу "действующий – бывший".

Это не к вам вопрос, я идеологически хочу понять.

Я понимаю, но не хочу давать идеологических или политических оценок сугубо юридическим уголовным производствам. У нас был неприятный момент годичной давности, расследование Дениса Бигуса, когда прокуроры фактически из сюжета узнали, что в НАБУ два года где-то лежат какие-то материалы. Однако эти доказательства не находились в материалах уголовного производства, а были спрятаны "под сукном" в каком-то столе или сейфе у детектива.

Думаю, вы прекрасно понимаете, что у прокурора нет полномочий, желания и сил ходить по НАБУ и смотреть, что у них в ящиках. Эти материалы уже после выхода в свет расследования Бигуса появились "дополнительным" томом, а следствие изначально вообще делало вид, будто они там всегда были, просто мы его не видели. Просто не надо делать из нас идиотов.

Мы согласовываем только те подозрения, где есть достаточные данные полагать, что конкретное лицо могло совершить конкретное преступление и наоборот.

По состоянию на день согласования подозрения тому самому Гладковскому или Дубневичу следствие предоставило прокурорам доказательства, которые были достаточными для объявления подозрения. Я не говорил, что они достаточны для направления дела в суд, эти дела, о которых я говорю, они до сих пор не в суде. Посмотрим, когда они будут направлены в суд.

Думаю, что в марте-апреле нужно ставить точку в этих производствах. Там сроки следствия еще есть, но если дела с подозреваемыми расследуются более шести месяцев, то возникает логичный вопрос: а что же тогда делали ранее, если вы до сих пор не готовы.

Поэтому здесь вопрос простой, мы оцениваем доказательства в их совокупности, а привязываться к смене президента по подозрению Гладковскому или Дубневичу я бы не стал. В одном деле появились доказательства, которые дали прокурору возможность объявить подозрение, по другому делу – другие, до сентября их там не было.

Процесс движется, доказательства собираются и детективы, понимая то, что хочет прокурор, должны это собрать. Не надо рассказывать, что кто-то там где-то тормозит, слава Богу, мы это все уже проходили.

У каждого детектива есть конкретный прокурор и я им всем говорю: вы убедите не меня как руководителя САП, вы убедите конкретного прокурора - процессуального руководителя, он будет готов с этим идти в суд, потому что не Холодницкий пойдет в суд с этим делом, а конкретный прокурор.

Да, есть моменты, когда мои ребята и девчата могут написать какие-то указания, которые, скажем так, немного добавляют работы детективам. Я их пересматриваю. Такие моменты тоже есть, здесь ничего крамольного нет, это рабочие моменты. Но не может прокурор пойти в суд по хищению, не имея экспертизы по сумме ущерба. Не может он пойти с делом по злоупотреблению, не имея судебно-экономической экспертизы, без нее никуда.

Поэтому здесь процесс простой: доказательства есть – "бежим", нет – "стоим". Кричите, митингуйте, увольняйте, "перезагружайте", но доказательств от этого больше не станет.

Вы можете объяснить, почему Максиму Микитасю перед Новым годом САП сначала дала разрешение на выезд заграницу, потом отменила? Это что вообще такое было? (Максима Микитася подозревают в завладении имуществом Нацгвардии на сумму свыше 81 млн грн, в октябре 2019 года ему была избрана мера пресечения в виде содержания под стражей, но Микитась вышел под залог, – ред.)

Мы и детективы периодически даем разрешения на те или иные действия. Например, по Микитасю, я тогда был в отпуске, они действительно обратились к старшему группы прокуроров, это был мой первый заместитель Максим Грищук, о предоставлении разрешения на выезд для лечения в Великобританию.

Затем я вышел из отпуска и спросил на каком основании дали разрешение на это "лечение", которое, смотрю, только на четыре дня, какая-то такая "болезнь" скоротечная. Кроме этого, нам предоставили оперативную информацию, которая наводила на сомнения относительно действительной цели выезда, поэтому мной было принято решение об отмене данного разрешения.

Но Грищук получил какой-то выговор?

Он был лишен премии. Надо понимать, что степень наказания должна соответствовать степени проступка. Там не было ничего такого, за что его можно "расстрелять".

Обиделся?

Нет, ну Максим же парень военный. Тем более у меня все понимают, что я кричу или наказываю только по причине.

Возникает вопрос, здесь могла быть материальная заинтересованность или чисто халатность?

Ну нет, он недоглядел, так скажу. Для того и есть руководитель, чтобы отменять незаконные решения подчиненных. Это нормальный процесс, бывает такое. У нас были и другие моменты, когда мы давали разрешения на выезд другим фигурантам, известным достаточно: Крючков выезжал на лечение в Германию, кому-то давали разрешение для участия в мероприятиях, давали разрешение для участия в заседаниях банка.

Это процесс, и искать зраду в каждом разрешении на выезд я бы не стал. Мы реально понимаем, когда человек хочет убежать, а когда есть залог 40-50 миллионов и ему это дорого обойдется. Нет одного шаблона, который бы определял дачу разрешения на выезд, в каждой ситуации надо подходить индивидуально.

Было у нас, например, дело, когда мы задержали одного человека, он был готов идти на сделку, но ему надо было согласовать эту сделку с партнерами в Австрии. Он не был основным фигурантом и мы понимали, что без этого ничего не получится.

Мы дали разрешение на выезд, человек выезжал два или три раза и возвращался. Ничего в этом не было плохого. Хотя тогда, это был 2017 год, кое-кто тоже раздувал скандалы, мол, это зрада-зрадонька сумасшедшая. Правда, когда человек возвращался, об этом уже почему-то не вспоминали.

Касательно бывшего президента: мы знаем, что у НАБУ есть дело в отношении самого Петра Порошенко. Вам о нем что-то известно?

Мне все известно, но я вам ничего не скажу.

Там есть выход на подозрение?

Не буду комментировать то, чего сейчас нет. Выходы на подозрение – это как анонсы сериалов.

Ваш бывший начальник, генпрокурор Юрий Луценко так и делал.

Формальный начальник. Я не мог ему указывать, что ему говорить. Но я понимаю, наверное, лучше, что законно, а что нет. То, что надо сказать – я скажу, то, что не надо – нет.

Скажите, пожалуйста, вы себе вообще представляете, как вы приносите генпрокурору Руслану Рябошапке ходатайство на Порошенко?

Что тут представлять? Раньше я таких ходатайств на нардепов носил не одно и не два, штук пять наберется.

Ну именно на Порошенко.

Какая разница, он народный депутат. Обычный народный депутат...

Немножко отличается от других.

Чем? Что у него госохрана пожизненная?

Это дело активно расследуется в НАБУ или просто лежит там?

Я не буду комментировать то, чего не могу сейчас сказать. Думаю, что вам о делах Порошенко больше расскажет ГБР и некоторые телеграмм-каналы (смеется, – ред.).

В НАБУ передано дело в отношении ПриватБанка и бывших акционеров. По нему какое-то движение нужно ожидать или нет?

Ну как передано. У нас есть свое дело, ему уже в апреле три года будет. Очень объемное дело. Было много клонов в разных органах: от районного отдела полиции до Генеральной прокуратуры. Сейчас они все генеральным прокурором были переданы в НАБУ. У меня закреплен ответственный прокурор, который это все аккумулирует у себя. Имеет по количественным показателям, возможно, меньше дел, чем другие, но один ПриватБанк чего стоит.

Сейчас детективы и прокуроры работают. У меня были когда-то замечания, что дело расследовалось достаточно вяло, но процесс идет. Пока что говорить о каких-то подозрениях рано, но я знаю точно, что были подписаны определенные процессуальные документы.

Вы можете сказать по какому делу приезжал на допрос в НАБУ Ринат Ахметов? Вы знаете это дело?

Знаю.

Можете сказать?

Нет.

Почему все это скрывают?

Не знаю. Но это не "Роттердам+".

Поэтому всем и интересно.

Приезжал по другому производству, где он проходит, действительно, как свидетель.

По Порошенко?

Нет. Хотя, возможно, и да, там все интересно.

У вас еще есть параллельно "общественная нагрузка" в Украинской ассоциации футбола. Там есть такой известный руководитель как Андрей Павелко, и в НАБУ есть дело относительно него. Что с ним сейчас, оно же долго расследуется?

Смотрите, когда начиналось расследование этого дела, я принял все меры, чтобы избежать потенциального и реального конфликта интересов. Единственное, что я знаю, что в этом деле по искусственным футбольным полям уже продлен срок следствия до августа 2021 года, кажется.

Оно такое сложное оказалось?

Я не знаю, что там происходит. Учитывая возможный конфликт интересов еще генеральный прокурор Луценко определил группу прокуроров без моего участия. Я принял и сам меры для этого – издал приказ, которым запретил прокурорам сообщать мне о состоянии расследования до принятия окончательного решения по делу.

Скажу откровенно, у меня был разговор с Павелко, когда все начиналось. Андрей уверенно заявляет, что там ничего нет. Поэтому давайте дождемся решения следствия. Хотя у меня позиция простая: если есть какие-то преступления, то нужно отвечать.

По Ассоциации футбола я вижу, что как не крути, но мы с первого места вышли на Евро-2020. В первую очередь это заслуга тренера и сборной, но и Ассоциация создала надлежащие условия для того, чтобы футболисты были обеспечены всем, чем надо и не надо. Не надо это замалчивать. Изменения за эти три года по футболу в Украине я вижу. Вижу сколько мы тех мячей раздали детям, нет такого, что у руководства Федерации забиты кладовые мячами.

Все деньги, получаемые от УЕФА, насколько я вижу по отчетам, использованы по назначению. В Ассоциации футбола финансовый контроль осуществляет международная аудиторская компания с мировым именем, абсолютно беспристрастная, они не будут рисковать своей репутацией. Я вижу изменения, я вижу, что футбол реально хочет изменений, пусть это кому-то не нравится, но он развивается.

А вы лично за какой клуб болеете?

В Премьер-лиге? Не могу сказать, вы же понимаете.

Наверное, львовские “Карпаты”?

“Карпаты” – команда моего детства. Это стадион “Украина”, это порванные штаны, когда я перелезал через забор, не имея денег на билет, всякое было.

Сейчас “Карпаты” у меня вызывают большую грусть. То, что у них происходит. Корабль тонет, а капитаны (владельцы), кажется, не хотят его спасать. У собственников свои проблемы, и это, увы, отражается и на всей команде. Их место в турнирной таблице говорит само за себя (сейчас Карпаты занимают последнее 12 место в турнирной таблице – ред.).

Вопрос о деле “Золотого мандарина”. Три года тянется эта ситуация. О том, что якобы готовятся подозрения фигурантам, все говорили еще в 2017 году. Почему именно сейчас им выдали эти подозрения, и теперь поднимается международный скандал? (дело касается компенсации компании "Золотой мандарин" 54 млн грн после ее обращения в Европейский суд по правам человека; по данным Харьковской правозащитной группы, ЕСПЧ считает действия НАБУ в этом деле противоправными – ред.).

По состоянию на сейчас не всем объявлены подозрения.

Видите ли вы в этом деле угрозу для сотрудничества Украины с европейскими структурами? Не грозит ли это дело сотрудничеству с ЕСПЧ?

Определенный осадок может остаться, но должны поставить точку в этом деле следствие и суд. Я узнал о подозрениях, когда они были объявлены. Мне перед тем два года рассказывали, что вот-вот-вот.

С чем вы связываете странную ситуацию, когда два года ситуацию "возят", а потом вдруг подозрения?

На этот вопрос должен ответить сначала следственный судья, избирая меру пресечения подозреваемым, а затем, собственно, суд при исследовании доказательств по существу.

Что происходит с экстрадицией Александра Онищенко?

Как и четыре года назад, он рассказывает басни, что он готов вернуться, а по факту получается, что не готов. Вспомните историю, когда вносили представление о снятии неприкосновенности, он ходил по всем телеканалам и говорил, что не виноват, не будет убегать и ничего не боится. А в ночь перед голосованием убежал.

Потом были истории с часами, книгой, мы готовы были исследовать, но дальше заявлений ничего не продвинулось. Затем были вояжи по Европе, потом он сам сказал, что готов вернуться, его задержали. А сейчас он говорит, что не готов вернуться, хочет политическое убежище в Германии, перед тем хотел убежище в Испании и так далее. Плюс то, что я вижу из СМИ, его адвокат заявил, что у него есть российский паспорт.

Вы проверили эту информацию?

Детективы получили соответствующие поручения, но здесь необходимо обратить внимание на чисто морально-этический факт, интересно с какого периода у него российский паспорт. Это, кстати, к вопросу двойного гражданства.

С точки зрения борьбы с коррупцией и задач, которые были озвучены президентом Зеленским, кто-то из “топов” действующей власти получил дело на себя?

Очень интересная была одна ситуация, тест своего рода. Когда начались эти все сливы в СМИ, телеграмм-каналы, Джокер, видео, кто, где будет “смотрящим”, многие коллеги из братских органов не знали, что делать, боялись даже регистрировать дела, не то чтобы их расследовать. Я не боялся и не боюсь, и сделал то, что должен был сделать прокурор.

Есть резонансная информация – САП начала уголовное производство. И это было одним из первых производств по действующей власти, если брать в глобальном смысле. Следствие до сих пор продолжается, правда, все, кто активно рассказывал на ток-шоу, что они готовы свидетельствовать, свидетелей водили за руку не в те правоохранительные органы, где-то полиграфы медийно попроходили, но почему-то не очень хотят со следствием общаться, чтобы поставить точку в этой теме.

Так же не надо бояться потом признавать, есть состав преступления или его нет, или он есть, но мы не можем его доказать. Такие варианты тоже в нашей правовой системе возможны. Поэтому по состоянию на сейчас я не могу сказать да или нет, но первые производства по новой власти были внесены в ЕРДР именно Специализированной антикоррупционной прокуратурой.

Когда был конфликт Андрея Богдана и Виталия Кличко, там же тоже открывалось производство? (Богдан заявлял о том, что ему якобы предлагали взятку в интересах Кличко, НАБУ по факту этого заявления открыла производство по заявлению Кличко, – ред.)

Там господин Богдан заявил о том, что ему предлагали взятку, мы открыли производство, оно расследуется. Надо понимать, какая процедура доказывания взятки. Если прошла неделя или месяц после того, как ее давали, юридически шансы доказать это практически мизерные.

Люди, которые об этом заявляют, должны это делать до, а не после всего, что произошло. Или если предлагают взятку, то надо делать так как я, когда ко мне осенью 2017 года пришли подозреваемые судьи просить закрыть дело по ним же. Есть такая "просьба" – написал заявление о преступлении, поставили технику, зафиксировали факт передачи денег и все – сейчас это дело в суде.

У прокуроров гораздо больше обязанностей, чем прав, и то, что может себе позволить сказать политик, не может прокурор. Поэтому я всегда говорю, что на ток-шоу, когда выходит правоохранитель, рейтинг всегда будет ниже чем у популистов-демагогов, которые кричат “банду геть!” и “расстрелять!”

В конце прошлого года САП закрыла громкое дело Михаила Охендовского, вам не обидно из-за этого?

Здесь та же ситуация, что и по другим. Обязанность принятия решения по делам после объявления подозрения лежит исключительно на прокуроре. Когда мы объявляли подозрение, у нас были достаточные данные полагать, что сумма взятки, которая предлагалась Охендовскому, составляла около 185 тысяч долларов. После проведения следствия детективы его переквалифицировали, оставив 5 или 15 тысяч.

То есть они сами поняли, что доказать не получится. Но и после того, как мы получили все международные поручения, поняли, что нам не с чем идти в суд, кроме одной экспертизы, что это подпись Охендовского на листе бумаги. Но время и место совершения преступления, все те моменты, которые прокурору надо доказывать в суде, следствие установить не смогло. И прокурором было принято такое решение. Оно может и несправедливое, но законное.

Ваше имя упоминалось в контексте переписок, которые были обнародованы в США в рамках дела об импичменте президента.

Вы про переписку Луценко с Парнасом, о фразе “Назар ждет”? Это были события 8 или 9 марта прошлого года, тогда когда было первое интервью Луценко. Юрий Витальевич меня набрал, говорит: я давал интервью, я тебя вспомнил, ты можешь пообщаться с журналистами? Я сказал, что пусть набирают, и пообщаюсь. Джон Соломон набрал меня по скайпу, мы пообщались, но они это интервью не запустили, как я понимаю.

Про Байдена спрашивали?

Там были общие вопросы о коррупции в Украине, про Байдена, но ответы мои им, скорее всего, не понравились.

О конкурсе в САП можете напоследок рассказать?

Мы объявили конкурс на 11 постов, самый большой конкурс за все пять лет, 651 человек, в среднем 59 кандидатов на одно место. Из них 375 – это работники прокуратуры, 276 – внешние кандидаты, и следователи ГБР и СБУ, а детективов НАБУ – 38 человек. Для меня это было неожиданностью, я не ожидал такого "оптового" участия в конкурсе коллег из НАБУ, которые вместе с нами задействованы в расследовании фактически тех самых уголовных производств.

То есть получается, что НАБУ – хуже работодатель, чем САП? Кстати, по имеющейся у меня информации, из НАБУ люди не просто увольняются, а убегают в другие органы, и это связано с негативной обстановкой внутри самого НАБУ, отношением руководства к рядовым детективам, усиленным многочисленными медийными поводами. Это так?

Не знаю точно, у каждого своя мотивация. Я общался со многими детективами, но только двое ответили, что причина перехода в САП – это большая зарплата. В субботу у нас первый этап конкурса на знание законодательства, полностью компьютеризированный, “договориться” просто нереально. Я сам проходил такой конкурс, когда подавался на эту должность и тогда набрал 95 баллов из 100 возможных.

Относительно ситуации внутри НАБУ рекомендую спрашивать у них.

Впрочем, такой большой конкурс к САП свидетельствует о том, что мы двигаемся в правильном направлении и это хорошо. Потому как я часто пишу: далее будет.