– На этой неделе (интервью записано в пятницу 24 сентября, – ред.) начала работу миссия МВФ. С НБУ уже были онлайн-встречи?

– Была уже общая встреча, мы обсуждали основные направления нашего сотрудничества в рамках миссии. Сейчас начались технические встречи. Есть небольшое неудобство из-за большой разницы во времени между Киевом и Вашингтоном – семь часов. Фактически мы начинаем переговоры только часов с трех, четырех. Сначала была позиция, что миссия начнется онлайн, а потом продолжится офлайн. Из-за ухудшения ситуации с "ковидом" Фонд немного изменил планы.

– Чего от украинской стороны ждет Фонд, учитывая их постоянные заявления о "независимости и усилении управления" НБУ. Какие вещи, собственно, нуждаются в усилении?

– Могу сказать о фокусе нашего сотрудничества по линии МВФ-НБУ. Первое, что мы сейчас должны сделать, – внести изменения в закон о Национальном банке – это самая главная мера. Речь о законопроекте №5850, который Верховная рада уже поддержала в первом чтении.

Проект 17 сентября успешно прошел финансовый комитет Рады и был рекомендован к принятию во втором чтении. Он предусматривает изменения в части корпоративного управления, прежде всего, внутреннего нашего управления – как мы сотрудничаем по линии совет НБУ и правление НБУ.

– Что именно изменится в этом сотрудничестве?

– В проекте определяются и совершенствуются критерии к членам совета НБУ, к главе НБУ и заместителям. Мы вводим понятие Кодекс этики, непосредственно уточняем положение о сотрудничестве между советом и правлением. Есть ряд технических изменений, касающихся вопросов золотовалютных резервов. Это важно для нас в текущих условиях развития ситуации на внешних рынках.

Для нас это т. н. второй пакет изменений. Первые изменения были внесены в закон о НБУ через законопроект №1587 – который мы знаем как законопроект №4367 – он уже принят Радой и вступил в силу в начале августа. Там уже был каскад важных изменений, в частности насчет частоты обязательных заседаний совета НБУ и аудиторского комитета раз в квартал.

Собственно, это и является тем основным, что касается независимости Нацбанка и нашего управления. Это принципиальные вопросы для нас, и они в фокусе внимания МВФ. Мы ожидаем, что проект с изменениями в закон о НБУ будет вынесен на сессионную неделю Рады с 5 октября.

В переговорах с МВФ также важен в части антикоррупционной инфраструктуры вопрос закона о Национальном антикоррупционном бюро.

– Есть ли необходимость обсуждать с миссией объединение следующих траншей? Или не стоит ли форсировать эти вещи?

– Сейчас мы обсуждаем и будем инициировать с МВФ вопрос о расширении и продлении программы. Не могу сказать какое решение будет принято, это еще предмет дискуссий. Мы считаем целесообразным рассмотреть возможность продления программы на 6-9 месяцев.

Разговор об объединении траншей пока не ведем. Если будет продолжена программа, то транши будут реализовываться уже в новом периметре. Вопрос будет обсуждаться в течение работы миссии на этой и следующей неделе.

Мы понимаем, что для нас крайне важным является продолжение и сохранение эффективного сотрудничества с МВФ. Это бенчмарк для других международных инвесторов и финансовых организаций. Как и положительная динамика по "макрофину" от ЕС, по DPL от Всемирного банка. Второй транш DPL в размере 350 млн долларов зависит от принятия законопроекта о фонде частичного гарантирования кредитов в сельском хозяйстве. Он готов ко второму чтению.

Что касается МВФ, то вижу готовность со стороны всех стейкхолдеров активно работать для достижения соглашения на уровне персонала. Собственно, staff level agreement должен стать результатом нашей работы с МВФ и показать, что мы эффективно движемся вперед.

– Энергетические вопросы пока не стали предметом переговоров? С учетом ситуации с ценами на газ и попыткой правительства удержать тарифы. Может ли это быть проблемой уже при последующих пересмотрах или переговорах по новой программе?

– К энергетическим темам НБУ не привлечен. Но это, безусловно, очень чувствительный вопрос для МВФ, он всегда в фокусе внимания. Думаю, Министерство энергетики будет заниматься этим вопросом. Мы же обсуждаем закон о Национальном банке, где есть положительная динамика.

– В ходе дискуссий по части полномочий НБУ, насколько я понимаю, на каком-то этапе возник спорный вопрос с Минфином – как банки тратят средства, которые по разным инструментам получат от НБУ. В частности, покупают ли они за них ОВГЗ. И это вроде как скрытое финансирование дефицита бюджета. Теперь будут какие-то ограничения?

– Этот вопрос четко урегулирован 54 статьей, которая говорит, что мы не можем финансировать бюджет. В дальнейшем мы так и будем работать. Смысловых изменений в этой статье не предусмотрено.

– Но банки смогут и дальше покупать ОВГЗ, получая рефинансирование?

– Целевого назначения рефинансирования нет и не будет. Этот вопрос мы прорабатывали с МВФ. Мне кажется, что целевое назначение не является правильным с точки зрения международных практик.

Банк получает рефинансирование, он им распоряжается. Наша задача – обезопасить себя от материализации кредитного риска.

Если говорить о механизме долгосрочного рефинанса, который запустился в апреле 2020 года, то это была именно антикризисная мера. Мы должны были дать банкам четкие сигналы во время кризиса, что у них есть поддержка ликвидности. И что в случае непредсказуемых событий и развертывания ситуации с пандемией банки могут на нас рассчитывать.

Акцент вашего вопроса в том, что часть средств была направлена на ОВГЗ. Но мы должны понимать, что около 30% ушло на кредитование.

– А вы считали, сколько банки потратили на ОВГЗ от полученного рефинанса?

– Около 65-70%.

– К началу прошлого года в портфеле банков было облигаций на 336 млрд гривен, к концу – уже 519 млрд гривен. В этом году на пике доходило до 534 млрд гривен, сейчас чуть меньше. То есть за полтора года почти плюс 200 млрд гривен. Это, конечно, неплохо для Минфина, поскольку решается проблема с финансированием госбюджета. Но зачем тогда банкам кредитовать, если можно неплохо и без особого риска зарабатывать на ОВГЗ?

– Банки самостоятельно решают, куда направлять свой ресурс, учитывая собственную ликвидность, бизнес-модели, лимиты на покупку ОВГЗ и прочее.

Возвращаясь к рефинансированию – мы не ограничивали банки. Наша задача состояла в том, чтобы дать им поддержку во время кризиса. Мы видим на данном этапе, что у банков достаточно ресурсов, их ликвидность позволяет кредитовать экономику. И мы уже видим рост кредитного портфеля.

Опять же, как я уже отметил, рефинансирование не было целевым – под ОВГЗ или под кредитование. Принципиальным было предоставить антикризисный инструмент. Сейчас экономика восстанавливается, а в банковской системе наблюдается структурный профицит ликвидности, поэтому мы его свернули – последний тендер состоялся в сентябре. Чтобы минимизировать риски для банковской системы, мы сворачивали рефинансирование постепенно: как по срочности (с 5-ти лет до 3-х) так и по объему тендеров (сначала 5 млрд гривен, потом 4 млрд гривен и 3 млрд гривен).

Мы наблюдаем профицит ликвидности в банковской системе. И вопрос по кредитованию – это уже зона ответственности банков.

– Сейчас быстрее растет кредитование домохозяйств, а не корпоративного сектора. Банки видят, что платежеспособность населения улучшается, этот сегмент им интереснее?

– Действительно, одна из составляющих – это рост доходов граждан. В фокусе внимания банков, прежде всего, оценка кредитного риска. Наше профильное постановление №351 этот вопрос четко регламентирует. Наша задача как НБУ –обеспечение финансовой стабильности и избежание дисбалансов на рынке.

Вы же знаете, что NPL (доля проблемных кредитов, – ред.) – это, наверное, одна из важнейших для нас тем в течение последних лет – и для НБУ, и для Минфина в части государственных банков. Сейчас мы видим динамику сокращения проблемных активов. Если в начале года показатель NPL по банковской системе составлял 41% (от общего объема выданных кредитов, - ред.), то по состоянию на август это было 36,3%. То есть банки работают с проблемными кредитами. И основной вклад, конечно, делают государственные банки, поскольку они "лидеры" по уровню NPL.

Мы постоянно спорим по этому поводу с наблюдательными советами госбанков, в частности, по расширению инструментария, который они должны использовать для урегулирования проблематики NPL. Они действительно активно работают, но, по моему мнению, банки могли бы активнее использовать правительственное постановление №281, которое предусматривает продажу активов с дисконтом. В нем четко детализировано как именно это делать. Но они сейчас больше опираются на списание, на реструктуризацию.

– Не хотят продавать долги с дисконтом, боясь юридических последствий?

– Нет, есть определенные задержки с наработкой внутренних методологий. Мы их вместе с Минфином к этому подталкиваем. Мы готовы со своей стороны предоставить экспертизу для определенных доработок и внесения изменений во внутренних процедурах. Этот вопрос действительно очень важно урегулировать.

– Поскольку мы уже начали говорить о госбанках, реально ли, по вашему мнению, государству сократить свою долю в банковском секторе, и хотя бы частично продать эти финучреждения?

– Кабмин в сентябре прошлого года одобрил обновленные основы стратегического реформирования государственного банковского сектора. Цель государства – уменьшить свою долю на рынке с 52,5% в настоящее время до 25%, целевой горизонт – конец 2024 года. Это может быть продажа мажоритарных пакетов международным инвесторам, местным стратегическим инвесторам, МФО.

Важный инструмент, который способствует этому – реформа корпоративного управления. В ПриватБанке, Ощадбанке и Укрэксимбанке были созданы наблюдательные советы с большинством независимых членов. Это нужно было, чтобы минимизировать политическое влияние, которое было раньше – до 2014-2015 годов.

Доля государства выросла из-за кризиса. Если бы государство не национализировало в 2016 году ПриватБанк, то не было бы у него этих 50+% в активах системы. Это был вынужденный шаг для обеспечения финансовой стабильности. И после этого государственные банки стали крупнейшими игроками в системе.

Стратегия Кабмина четко определяет, что должны делать госбанки и Минфин для сокращения этой доли, какие меры должны приниматься. Должна быть разработана дорожная карта по выходу с четкими временными параметрами, нужно привлечь международные инвестиционные банки для подготовки сделок.

В начале года было соглашение между Укргазбанком и IFC. И хотя "Укргаз" не является на 100% государственным в понимании 7-й статьи, это уже был важный шаг. Речь шла о предоставлении кредита с опцией конвертации. И банк уже работает над согласованием параметров по финализации, собственно, конвертации кредита в капитал.

Следующий банк – Ощадбанк, он сотрудничает в этом направлении с ЕБРР. Что касается ПриватБанка, то здесь можно будет вести разговор о каких-то материальных инициативах, когда будет принято решение о его разделении на "хороший" и "плохой" банк – good and bad bank. Последний должен абсорбировать всю проблематику плохого портфеля, NPL и т.д.

– В случае "Привата" есть еще и шлейф судебных процессов с бывшими акционерами как в Украине, так и за рубежом. И пока это будет, вряд ли инвесторы захотят заходить в банк.

– Это, собственно, и есть вопрос насчет разделения банка. На протяжении последних лет банк демонстрирует динамическую прибыльную деятельность, выплачиваются дивиденды. Наша задача сейчас – отстаивание интересов государства в судебных исках. Есть ряд исков в разных юрисдикциях, где принимает участие и НБУ. Прежде всего, это касается обжалования решений по национализации, определения лиц, связанных с банком, а также по процедуре bail-in.

Кстати, по bail-in супер-решением для государства стало подтверждение в мае этого года Банком Англии того, что эта процедура была проведена во время национализации в полном соответствии с законодательством.

Национальный банк неизменно придерживается позиции о привлечении к ответственности всех виновных лиц и компенсации убытков государству (со стороны бывших акционеров, – ред.). Мы делаем согласованные с ПриватБанком шаги в этом направлении. Безусловно, мы действуем исключительно в рамках нашего мандата и вовлечены в дела, в которых НБУ является одной из сторон.

– Если говорить о процессах по делам "Привата", какое у вас складывается впечатление, на чью сторону склоняются чаши весов, учитывая последние решения судов в Украине?

– Неправильно, да и не логично комментировать судебное решение, которого еще не существует. Однако, не вдаваясь в детали судебных процессов, считаю, что наша позиция по ПриватБанку полностью аргументирована и юридически сильна.

– НБУ две недели назад снова повысил учетную ставку – до 8,5%. Это реакция на уже двузначную инфляцию. Ее ключевые факторы – высокие цены на мировых рынках и рост потребления в Украине, в том числе из-за увеличения зарплат. Но достаточно ли самого лишь поднятия ставки, чтобы сдержать цены?

– На комитете по вопросам монетарной политики у нас было основательное обсуждение вопросов, связанных с инфляционными рисками и ожиданиями. Безусловно, мы обсуждали и траекторию инфляции. Коммуницируя решение об увеличении учетной ставки в июле до 8%, мы предоставляли forward guidance по повышению ставки в сентябре до 8,5%, что и было реализовано.

Повышение стало нашим логичным ответом на вызовы, что мы видим сейчас. Наша задача, как я уже отметил, адекватно реагировать на инфляционное давление. Вопрос об увеличении ставки был поддержан всеми членами комитета по вопросам монетарной политики. И в будущем, рассматривая вопрос об учетной ставке, мы должны учитывать широкий круг аспектов.

– Один из аспектов, который влияет на цены – курс гривны. НБУ в конце августа впервые за долгое время вышел с продажей валюты, не дав отдельным игрокам расшатать курс за 27 гривен/доллар. В сентябре ситуация изменилась, вы понемногу выкупали. Ревальвационный тренд пока сохранится? Не видите причин для колебаний курса в ту или иную сторону?

– Наша стратегия на валютном рынке задокументирована и опубликована на сайте НБУ. Наш подход остается неизменным – у нас режим плавающего курсообразования, мы так и будем двигаться. Никаких изменений к этому подходу не будет.

Мы выходим с интервенциями, когда видим колебания. У нас есть определенные параметры, которые мы не можем озвучивать публично. Эти параметры мы отслеживаем и используем, когда принимаем решение об интервенции. Мы не можем останавливать курс, если видим ревальвационную динамику. Это будет выглядеть так, что мы устанавливаем какой-то таргет. Мы же не устанавливаем таргетов, и только когда на рынке наблюдается значительное колебание, мы покупаем или продаем валюту.

Если говорить о количестве интервенций, то мы существенно их уменьшили – с начала этого года 53 раза проводили интервенции, за аналогичный период прошлого года – 106. Валютный рынок в течение этого года показывал способность к самобалансированию.

Также надо учитывать, что в третьем квартале – в августе и сентябре – немного изменился наш подход к интервенциям, что вызвало их увеличение. Теперь мы выходим с меньшими суммами – по 5 миллионов долларов. Если бы подход был как и раньше – по 20 миллионов долларов, то, безусловно, количество интервенций было бы еще меньше.

Сейчас ситуация на валютном рынке не вызывает у нас беспокойства. Нет такого, чтобы кто-то пытался манипулировать и искусственно разгонять курс. Но если есть колебания, мы выходим.

– В прошлом году в сентябре НБУ продал на рынок где-то под 200 миллионов долларов. Тогда был спрос со стороны импортеров, это сезонный фактор. Почему сейчас мы наблюдаем период сильной гривны, если в прошлом году было давление на курс? Рамки сезонности сдвигаются из-за ожиданий бизнеса по этой самой сезонности?

– Сезонность действительно имеет место на рынке, особенно это касается аграрного сектора.

Что хочу тут добавить. В резервы с начала года мы купили около 1,45 млрд долларов. И осенью или в любое время, наблюдая серьезные колебания, мы будем выходить на рынок. Мы не будем допускать искусственного расшатывания ситуации. Наша задача – действовать в рамках нашей валютной стратегии.

– Сейчас неплохая ситуация для тех же аграриев на экспортных рынках. Впрочем, видим откат цены по железной руде – также важному сегменту украинского экспорта. Объемы валютной выручки будут спадать. Это же фундаментальный фактор? Вы готовитесь сглаживать его влияние, возможно, увеличивая объемы интервенций?

– Пока для этого я не вижу оснований. Предприятия ГМК вместе с аграриями были активными игроками в части продажи валюты, особенно это наблюдалось перед налоговыми платежами.

Сейчас не видим причин менять нашу тактику на валютном рынке. Если будем видеть фундаментальные изменения, безусловно, этот вопрос будем обсуждать, в частности, и на монетарном комитете в октябре.

– Сейчас период относительно сильной гривны. Из-за этого нерезиденты не спешат наращивать свой портфель ОВГЗ? Растущие ставки по бумагам будут для них стимулом заводить валюту?

– В июле-августе нерезиденты преимущественно формировали спрос на валютном рынке, уменьшая объемы своих вложений в ОВГЗ. Это происходило как за счет продажи ОВГЗ на вторичном рынке, так и после получения средств в счет погашения и обслуживания бумаг.

Основным драйвером для выхода были внешние факторы, в частности, ожидания по ужесточению монетарной политики ведущих центральных банков. Также возможным фактором был вопрос ценообразования. Возможно, спрос был бы больше в условиях более высоких ставок.

Здесь важно подчеркнуть, что хотя покупка валюты нерезидентами в отдельные месяцы измерялась сотнями миллионов долларов, она не имела решающего влияния на состояние валютного рынка. В первом квартале они заходили в ОВГЗ, завели около 300 млн долларов. В апреле, когда было бряцанье оружием Россией, они вывели около 300 млн долларов. Затем, когда напряжение на границе снизилось, нерезиденты завели еще 400 миллионов долларов.

Безусловно, интерес нерезидентов к нашему рынку в значительной степени коррелируется с ситуацией на мировых рынках. Сейчас мы все живем в ожидании постепенного сворачивания монетарного стимулирования ФРС, которая на этой неделе четко артикулировала перспективу сворачивания программ выкупа активов и свои ожидания по ставке на следующий год.

Это влияет на интерес инвесторов не только к Украине, но и ко всем странам с развивающимися рынками. Также в фокусе внимания инвесторов наша макрофинансовая стабильность. Они должны четко понимать, что у нас реализуются инфраструктуре реформы, что финансовая стабильность обеспечена. Как я уже говорил, один из бенчмарков – это вопрос сотрудничества с МВФ.

– До конца года Минфину, очевидно, будет нужно наращивать объемы заимствований, учитывая, что расходы будут расти. По вашему мнению, это приведет к росту стоимости ОВГЗ, чтобы мотивировать в том числе и "нерезов"?

– Это вопрос, безусловно, к Министерству финансов. Мы же понимаем, что на внутреннем рынке потенциал для привлечения гривневых и валютных ресурсов имеет свои ограничения. Минфин имеет квалифицированную команду, думаю, они активно работают с первичными дилерами, понимают спрос инвесторов. Они будут самостоятельно принимать решения по формированию ставок на своих плановых аукционах, которые проходят по вторникам.

Безусловно, потребность в привлечении ресурса есть – у них по привлечениям на внутреннем и внешнем рынке заложены амбициозные планы на этот год. Подчеркну, что со своей стороны мы действуем только в рамках нашего мандата – мы не будем покупать ОВГЗ в наш портфель.

– Кстати, НБУ сообщил о результатах оценки качества активов банков и стресс-тестирования 30-ти крупнейших банков. И здесь впервые была проведена оценка портфеля государственных облигаций. Почему решили учитывать этот фактор? Слишком большой объем ОВГЗ?

– Это расширение нашего периметра стресс-тестирования. Впервые в этом году мы оценивали рыночный риск. Стресс-тестирование предполагало оценку риска потери стоимости государственными ценными бумагами, которые оцениваются по справедливой стоимости.

Это важно было сделать, поскольку большой портфель ОВГЗ, прежде всего у государственных банков. И нам в целях стресс-тестирования важно было оценить экспозицию рыночного риска. Это соответствует лучшим практикам. В целом по результатам стресс-теста мы делаем вывод, что банковский сектор достаточно устойчив и стабилен.

Если мы говорим о текущих показателях Н2 и Н3, то они составляют более 21% и более 15% соответственно, что в обоих случаях превышает нормативные значения в два раза.

Сейчас по результатам стресс-тестирования задача банков – принять нужные меры для уменьшения своих рисков. Если же есть склонность к рискам, которые необходимо снижать, чтобы выйти в нормальную траекторию показателей, то банки должны это сделать.

– В релизе НБУ было указано, что отдельным банкам может потребоваться докапитализация. Здесь о государственных банках идет речь?

– Я не могу озвучивать эту информацию. В конце года будет приведена подробная статистика по всем банкам. Наше профильное подразделение работает с банками. Сейчас для банков приоритетная задача – наработать меры, обсудить с нами, потом будем принимать решения.

Возможно, докапитализация и не понадобится. Национальный банк ожидает от банков прежде всего принятия адекватных мер для снижения рисков. Это позволит не проводить докапитализацию.

– Вы упоминали о законопроекте, точнее уже закон – №4367. Приходилось слышать определенную критику в отношении отдельных его норм, что как бы нивелируется роль наблюдательных советов. Что при отсутствии кворума определенные функции будут переходить правлению банка.

– Этот закон направлен на приближение банковского законодательства Украины к законодательству Европейского союза и внедрение лучших международных практик регулирования банковского сектора. Он был структурным маяком в меморандуме с МВФ. Закон был не простой, откровенно скажу, непростые были обсуждения в комитете, с банковским сообществом. Некоторые замечания мы учли, часть отклонили.

Не соглашусь с тезисом, что произойдет ослабление роли наблюдательных советов. Это не о нашей приоритетности. Для нас важно, чтобы наблюдательные советы были сильной составляющей в системе корпоративного управления. Объем их полномочий не изменился, но была усилена ответственность советов за принятие решений, в том числе путем исключения возможности делегировать отнесение определенных вопросов к общему собранию. Никоим образом о размытии ответственности советов речь не идет.

Также появилась норма о коллективной пригодности членов наблюдательного совета и правления. Это важное нововведение, которое позволит усилить наблюдательные советы. НБУ будет иметь право требовать изменения персонального состава совета или правления, если будет видеть, что они не способны эффективно обеспечить управление и контроль за деятельностью банка. Никоим образом не идет речь об ослаблении наблюдательных советов. Этот закон абсолютно гармонизирован с требованиями законодательства ЕС.

Ключевым вопросом на следующий год, я бы хотел на этом подчеркнуть, является работа в рамках реализации проекта технической помощи ЕБРР. Это довольно сложный процесс. Ставим себе амбициозную цель направить в европейский банковский орган – European Banking Authority (EBA), осуществляющий такую оценку, заполненный опросник, содержащий около 300 вопросов.

Наша цель – получить оценку, что мы отвечаем в части банковского законодательства, регуляторных, надзорных требований законодательству ЕС. Если это будет сделано, это чрезвычайно улучшит восприятие нашего банковского сектора в Европе, повысит восприятие нашей страны со стороны инвесторов. Этот закон, нормы, которые в него заложены, для положительной оценки крайне важны.

– То есть закон был нужен для гармонизации банковского законодательства Украины с европейским, а не потому, что в работе наблюдательных советов есть определенные перекосы?

– Когда мы нарабатывали эти изменения, в фокусе нашего внимания было европейское законодательство. Я говорю о документах Евросоюза, Базельского комитета по корпоративному управлению.

Нам никто этого не навязывал, это вызовы времени. Если мы хотим двигаться в направлении европейской интеграции, эти вещи нужно делать. И прежде всего это наше обязательство перед банковской системой, чтобы она двигалась в сторону европейских стандартов, если мы говорим о корпоративном управлении, капитале, ликвидности.

Например, вводится оценка достаточности внутреннего капитала банка и внутренней ликвидности. Банки должны будут определять потребность в капитале и запасе ликвидности для покрытия всех существенных рисков, присущих их деятельности, и соблюдение регуляторно-надзорных требований, установленных Национальным банком, на горизонте реализации своего бизнес-плана

Внедрение этой оценки будет способствовать созданию эффективных процессов планирования и управления капиталом и ликвидностью. У банков должны быть надлежащие системы риск-менеджмента для внедрения этих процессов. Это лучшая мировая практика.

Эти положения будут имплементированы через три года с применением тестового режима расчетов. Мы будем активно обсуждать это с банками. Для них это, безусловно, определенные вызовы, но нужно улучшать системы риск-менеджмента. Этот шаг будет итоговым во введении стандартов организации системы управления рисками в банках.

– Ожидает ли НБУ со стороны банков ужесточения требований для заемщиков? Не так давно Нацбанк настаивал на пересмотре подхода банков к потребительскому кредитованию, в частности, по беззалоговым кредитам. Почему возникает такая потребность, банки сами недостаточно уделяют этому внимание?

– Розничный сегмент в течение этого года растет уже где-то на 30%. Если говорить о вопросе оценки рисков, то, безусловно, оно является ответственностью банков. Но для обеспечения финансовой стабильности мы также должны реагировать, НБУ должен защищать депозиты.

Банки должны финансировать розничный портфель не только за счет депозитов, но и часть капитала вкладывать. Ведь в этом сегменте достаточно значительные риски, в значительной степени банки зависят от макроэкономической среды. Поэтому, мне кажется, наша реакция на вызовы времени была абсолютно адекватной – с 1 января следующего года будут введены повышенные веса риска до 150% по розничному портфелю.

– Для банков это может быть проблемой, особенно для тех, кто активно работает с розничным сегментом, в том числе и ПриватБанк?

– Не думаю, что это будет проблемой для банков. У них есть запас капитала, особенно если мы говорим о крупнейших игроках. У них абсолютно адекватные позиции капитала. Если даже гипотетически предположить, что сейчас были бы введены буферы, их капитал позволил бы жить и в таком режиме. Это вопрос кредитного риска, и часть капитала все же нужно откладывать на покрытие этих необеспеченных потребительских кредитов.

– Если даже взять прошлый год, когда был кризис, мы видим, что розничный сегмент рос. Даже росло автокредитование, судя по заявлениям банков. Что способствовало этому? Отложенный спрос?

– Пандемия немного отступила, это действительно вопрос отложенного спроса. Развивается не только розничный сегмент, также видим наращивание кредитного портфеля в корпоративном сегменте. В бизнес-сегменте существенно растет гривневый портфель.

Мы также принимаем определенные меры, которые должны способствовать активизации кредитованию. Нами был расширен перечень клиентов, которые можно оценивать на групповой основе или упрощенно, усовершенствован подход к оценке кредитного риска по специализированному кредитованию. Мы позволили банкам учитывать рейтинг материнских компаний для оценки вероятности дефолта.

Мы со своей стороны готовы стимулировать кредитование, создавать надлежащие условия. Наряду с этим, важно не гнаться за количественными показателями, нужно качество. У банков должны быть надлежащие системы риск-менеджмента, они должны оценивать кредитные риски. Если будет материализовываться кредитный риск, расти NPL, то это негативно повлияет на банки. Поэтому нужен баланс между ростом кредитования и обеспечением надлежащей системы риск-менеджмента.

– Видит ли НБУ риски в том, как происходит кредитование государственных компаний и государственных проектов. Есть пример с консорциумным кредитом "Укравтодора" от шести банков, в частности Укрэксимбанка. Цена вопроса почти 10 млрд гривен (376 млн долларов), в валюте под 5% годовых. Приходилось слышать сомнения в целесообразности такой сделки для структуры, которая не имеет валютных поступлений.

– Не могу комментировать, поскольку Нацбанк не был вовлечен в процесс наработки этого решения. Насколько мне известно, лидер этого кредитования – Укрэксимбанк, там также есть коммерческие банки – ПУМБ, "Кредит-Днепр" и другие. Это решение, безусловно, рассматривалось правлениями банков, а также, возможно, и наблюдательными советами.

Когда принимается решение о предоставлении кредита, должно прорабатываться финансовое состояние (в данном случае – Укравтодора) – прогнозные показатели деятельности, вопросы наличия ресурса Государственного дорожного фонда на последующие годы, качества обеспечения. Если банк принимает решение, он должен понимать, что это негативно не отразится на капитале и соответствует определенным риск-аппетитам банка.

Повторюсь, мы не были вовлечены в этот кредит. Но в рамках своей надзорной функции мы этот вопрос проработаем, если будет проверка, будем смотреть на качество кредитного портфеля.

– Вы как специалист лучше меня знаете, что не в таком далеком прошлом "дружественные" кредиты от госбанков государственным предприятиям были устойчивой практикой, которая в конечном итоге привела к потребности в докапитализации финучреждений. Возможны ли такие вещи сейчас, когда есть те же наблюдательные советы?

– Еще в начале разговора я отметил, что реформа корпоративного управления делалась в том числе и для того, чтобы не было политического кредитования, чтобы не было давления извне на банки, как было еще в 2014-2015 годах.

Тогда это были больше частные компании, которые кредитовались, а с течением времени эти кредиты стали NPL (то есть их перестали обслуживать, - ред.). Затем государство в лице Минфина проводило докапитализацию госбанков, выпускались докапитализационные ОВГЗ, как следствие – расширялась долговая позиция правительства. Сейчас мы этого не видим. Если есть государственное предприятие, которое хочет взять кредит, например, в государственном банке, оно должно дискутировать с правлением, которое действует в пределах установленных лимитов.

В стратегии государственных банков предусмотрена во время кризиса возможность увеличивать экспозицию в частности в государственные ценные бумаги. В текущих условиях, если это прибыльные операции для госбанков, они могут рассматриваться. Так же и по кредитованию госкомпаний. Если это прибыльный кейс, то почему нет.

– В политических кругах время от времени звучат разговоры о кадровых ротациях в НБУ. Предыдущее руководство Нацбанка называло это политическим давлением и вмешательством в деятельность регулятора? Вы это давление чувствуете? Возможно, со стороны народных депутатов?

– Никакого политического давления не чувствую. Вижу положительную динамику сотрудничества, есть плодотворная дискуссия с парламентом, с нашим профильным комитетом.

Нам удалось реализовать важные инициативы. Это и законопроект №1587 – внесение изменений в закон "О банках и банковской деятельности", и первый пакет изменений в закон "О Национальном банке" – №5850. Под последний есть еще три законопроекта – №5851 – о внесении изменений в закон "О валюте и валютных операциях", №5852 – о внесении изменений в закон "О публичных закупках", а также №5853 – изменения в Бюджетный кодекс в части нашего сотрудничества с Кабинетом министров. Здесь мы видим поддержку парламентариев.

– Недавно секретарь СНБО Алексей Данилов сказал, что по поручению президента будут рассматривать вопрос так называемого "банкопада" 2014-2017 годов. Как в НБУ реагируют на это?

– Видел эти заявления в СМИ, однако официальных обращений от СНБО по этому поводу мы не получали.